Однако в любой должности Олег Вадимович Григорьев оставался ученым, который думал о процессах, которые происходили в экономике в последние годы СССР и мировой экономики, в которую так стремительно вошла Россия. Политэкономия, которая в Советском союзе превратилась в науку о прошлом капитализма, уже не могла объяснить появившиеся в мировой экономике признаки надвигающегося структурного кризиса. К тому, что данный мировой кризис есть структурный кризис или, даже более того - системный кризис капитализма, Григорьев Олег Вадимович экономист пришел, сравнивая нынешнее состояние мировой экономики с предположениями и Розы Люксембург о существовании предела для развития по принципу капитализма в такой конечной системе как планета Земля.

Первой концепцией Олега Вадимовича Григорьева стала гипотеза развития капитализма как процесса создания и объединения технологических зон, которую сегодня взял на вооружение Михаил . объясняла исторические процессы с времен возникновения очагов капитализма в Европе до , но от которой сразу отказался, так его увлекла проблема насущная для новой России, ставшей развивающейся страной - а именно . На рубеже тысячелетий Григорьев пришел к мысли, что является главным фактором для всех процессов в экономике.

Сегодня еще мало кто знает, кто такой Олег Григорьев Википедия не имеет страницы с его именем. Пока больше известен Олег Григорьев экономист лекции которого изучают в школах экономики и бизнеса, поэтому материал для биографии Олега Вадимовича Григорьева я взял с сайта neoconomica.ru . На сайте есть рубрика , но ссылки на основные статьи продублированы ниже на данной странице.

Григорьев Олег Вадимович экономист

1982 – 1989 - научный сотрудник Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) АН СССР

1989 – 1991 - ЦМИПКС при МИСИ им. В.В. Куйбышева

1991 – 1992 - Верховный Совет России, советник

1992 – 1994 - сотрудник Экспертного института РСПП

1994 – 1997 - Государственная Дума, Заместитель руководителя аппарата Комитета по экономической политике

1997 – 1998 - начальник отдела Экономического управления Президента РФ

1998 – 1999 - начальник управления налоговой политики и и.о. зам. Председателя Государственного Комитета по развитию предпринимательства России

2000 – 2001 - директор НИЦ «Экобезопасность» Госкомприроды России

2003 – 2004 - зам директора Российского института радионавигации и времени

2004 – 2008 - независимый специалист по системам государственного и муниципального управления

2008 – 2011 - Старший экономист Компании экспертного консультирования «Неокон»

С октября 2011 - Научный руководитель проекта «neoconomica»

С июня 2012 - учредитель и научный руководитель «Научно-исследовательского центра Олега Григорьева «Неокономика»

Олег Григорьев имеет звание - Государственный советник первого класса

Олег Григорьев экономист книги

С 2011 года активно занимается преподавательской деятельностью, в том числе в рамках специально разработанных авторских курсов по экономике

Профессиональная деятельность и профессиональные интересы

Более 30 лет профессионально занимается экономикой: как практическими разработками, так и фундаментальными исследованиями в этой области

В результате многолетних исследований разработал собственный подход к описанию и функционированию мировой экономики. В основе подхода лежит представление о решающей роли фактора разделения труда в экономическом развитии

Новая теория предоставила возможность по-новому понять историю предшествующего экономического развития, а также стала эффективным инструментом прогнозирования и анализа возможных вариантов будущего мировой экономики

В числе смежных направлений мследует отметить исследовательскую работу в направлении существенной переоценки теории менеджмента, а также истории экономики и социальных институтов

Научно-исследовательский центр Олега Григорьева «Неокономика»

Автономная некоммерческая организация «Научно-исследовательский центр Олега Григорьева «Неокономика» основана в 2011 году

Основные направления, в рамках которых ведутся научно-исследовательские работы:

• модели экономического развития
• экономическая и социальная история (последние 250 лет)
• история социальных и экономических институтов
• теория элит (в контексте становления современной социально-экономической системы)
• муниципальное управление и развитие территорий
• управление фирмой
• анализ и конструирование новых социальных институтов, оценка их жизнеспособности

Олег Григорьев неокономика

Научно-исследовательские работы носят обширный характер, однако объединены общей идеей: большее понимание современных социально-экономических процессов (с выявлением их исторических основ) и прогнозирование (конструирование) социально-экономических моделей будущего

Особый акцент делается на поиск путей выхода из глобального экономического кризиса и определение роли России в посткризисном мире. Можно почитать прогнозы Григорьева Прогноз на 2014 год .

Олег Григорьев экономист

В 1982 году окончил экономический факультет МГУ по специальности экономическая кибернетика

Статьи и лекции Григорьева Олега Вадимовича

29.12.2013 Вебинар Олега Григорьева Прогноз на 2014 год с обсуждением на странице ПРОГНОЗ НА 2014 ГОД ОТ ОЛЕГА ГРИГОРЬЕВА

Под проектной деятельностью мы понимаем деятельность, направленную на создание новой или совершенствование существующей рутины

Аврально-опытную деятельность можно охарактеризовать как реактивную деятельность, ориентированную на индивидуальный, пришедший извне запрос, в результате обработки которого у исполнителей появляется опыт решения подобных задач

Этот вид деятельности подробно описан М.Вебером; собственно, его он считал единственным видом управленческой деятельности

Что делает любой человек, когда ему по той или иной причине понадобится построить систему управления каким-нибудь большим и сложным объектом. Первым делом он начинает рисовать пирамиду, то есть иерархию

Фирма как институт возникает в результате акта технологического разделения труда – дробления единого производственного процесса на отдельные операции и организации их взаимосогласованного осуществления

Присуждение Нобелевской премии 2013 года по экономике еще раз подтвердило, что современная экономическая теория - это не наука и с научными критериями подходить к ней глупо

В последнее время как ни возьмешь статью, посвященную проблемам развития российской экономики, так едва ли ни в каждой наткнешься на рассуждения относительно необходимости отказаться от либеральных мифов при разработке экономической политики.

Экономист Григорьев в "Точка зрения". Почему призрак Кудрина снова витает в коридорах Кремля и Правительства?

Экономист Григорьев: Рассуждать о спасении экономики России в рамках старой модели бессмысленно. Необходима разработка нового подхода.

Экономист Григорьев: Современное государство неэффективно. Как строить эффективное государство?

Олег Григорьев о грядущем финансовом кризисе. В чём корень Зла? И кто съел Будущее?

Экономист Григорьев: Как Газпром теряет внутренний рынок

Экономист Григорьев: Пузыри уже замечают

Экономист Григорьев: Движение капитала на финрынках - тревожные тенденции

Экономист Григорьев: Про снижение количества объектов для инвестиций.

Экономист Григорьев: МВФ дорос до критики учебника экономики.

Экономист Григорьев: Про меры бюджетной экономии

Экономист Григорьев: Про "вторую" волну кризиса на Украине

Экономист Григорьев: Про надувающийся пузырь на российском финансовом рынке

Экономист Григорьев: Механизм работы финансовых рынков

Про доступность ипотеки и её последствия

Экономист Григорьев: О научном методе в современной науке

Лирика про инвестиции

02.12.2012 Рекомендуем прочесть: «Когда президенту сказали об этом в первый раз, у него все, что можно, упало, а что не можно, задрожало - он не поверил»

Сергей Алексашенко о российской экономике

Экономист Григорьев: Про будущее Еврозоны.

Экономист Григорьев: Ближайшее и отдаленное будущее денег, экономики и государственного строительства.

Экономист Григорьев: Про инвестиции в Грецию.

Экономист Григорьев: Про психологию на финансовых рынках.

Экономисты:Про конец света.

Об истории, основных этапах развития и о будущем систем управления - открытая лекция Олега Григорьева

Экономист Григорьев: Пример снижения уровня разделения труда.

Экономист Григорьев: Из жизни кризисной Греции.

Экономист Григорьев: Вот типичный пример абсолютного непонимания условий и проблем разделения труда

Экономист Григорьев: Стивен Д. Кинг, конечно, еще не может претендовать на лавры своего тезки и однофамильца, общепризнанного «мастера ужасов». Однако его описание реальных ужасов современной экономики получилось не менее захватывающим, чем описание ужасов выдуманных.

Экономист Григорьев: Мировой экономический кризис превратился в рутину (слово рутина мы в данном случае употребляем в его обыденном значении).

Экономист Григорьев: Ну вот, оно, наконец, и случилось, долгожданное третье количественное смягчение (QE-3). Его так долго ждали, что даже перестали верить. Любопытна реакция аналитиков.

Экономист Григорьев: Текущие новости, как всегда, малоинтересны. Руководители центробанков продолжают заговаривать зубы участникам финансового рынка. Те, поначалу, охотно верят.

У Николая Кащеева, руководителя одного из аналитических подразделений Сбербанка, известного своими интересными и профессиональными обзорами, лопнуло терпение. И он написал гневную заметку, одно название которой - «Бесстыдная, бессовестная, неприкрытая про

Экономист Григорьев: Если мы присмотримся к главному герою сериала, то есть самому доктору Хаузу, то нетрудно увидеть, что он обладает всеми теми качествами, в которых, по мнению Вебера, воплощается «дух капитализма».

Нужна ли россиянам свободная рыночная экономика или большинство выбирает госкапитализм? В гостях у finam.fm Олег Григорьев, научный руководитель проекта "Неокономика".

Экономист Григорьев: Похоже, что мы присутствуем при возникновении новой моды среди экономистов: писать индивидуальные и коллективные манифесты, обращенные к широким массам. На прошедшей неделе 160 немецкоговорящих экономистов выступили с письмом, критикующим А.Меркель.

Экономист Григорьев: На прошедшей неделе основными событиями были выступления главы ЕЦБ М.Драги и главы ФРС Б.Бернанке. От них ждали чего-то конкретного, каких-то контуров будущей финансовой политики, планов – в общем, серьёзных заявлений.

Видео по поводу прогноза разрушения в скором времени мировой финансовой системы. Пока США остаются главной страной мира - доллар будут самой устойчивой валютой.

Экономист Григорьев: В последние недели мы часто писали, что в экономике ничего интересного не происходит. В общем-то, мы продолжаем думать так и сейчас. Нас спросят: а как же обвал рынков? Ну, не такой уж это и обвал.

Экономист Григорьев: Европейские политики все раздумывают о том, как им спасти еврозону и саму идею европейской валюты. Вот в выходные они придумали очередной план. Действительно, что делать, если у Европы нет денег? А очень просто.

Экономист Григорьев: За минувшую неделю случилось много интересного. Во-первых, стало ясно, что эффект от вброшенных ЕЦБ денег сходит на нет – начался резкий рост доходности итальянских гособлигаций, который не сулит ничего хорошего.

Экономист Григорьев: В прошлый раз в нашем еженедельном посте мы начали говорить о финансовых пузырях. Продолжим тему, благо прошлая неделя дала для нее достаточно материала.

Мы, участники проекта «neoconomica», договорились, что регулярно, раз в неделю по понедельникам, один из нас будет обязательно будет публиковать в нашем блоге что-то вроде обзора экономических событий.

Экономист Григорьев: Разворачивающийся глобальный долговой кризис заставляет все большее число как инвесторов, так и простых людей, имеющих сбережения, нервничать. Вольно или невольно идет поиск спокойных инвестиционных гаваней, которые могут уберечь инвестиции.

Экономист Григорьев: Согласно статистике, ипотечное кредитование в России продолжает восстанавливаться. За 11 месяцев 2011 года было выдано 449 210 кредитов на сумму в 613,4 млрд. рублей.

Экономист Григорьев: Недавние события показали, что кризис, о конце которого в один голос говорили эксперты и руководители государств еще несколько месяцев назад, получил новое развитие.

США сегодня являются единственным дееспособным государством Запада и той части мира, которая в той или иной мере разделяет западные ценности.

Экономист Григорьев: Пресловутая проблема 2008 года не сводится к вопросу о том, пойдет ли В.Путин на третий президентский срок, а если нет, то кто будет его преемником. В определенном смысле это совершенно не важно.

Статья посвящена осмыслению устройства государства и классификации государств.

Прежде чем продолжить эти заметки, считаю необходимым сделать несколько замечаний методологического характера. Пересмотрев первые работы данного цикла, а также ход их обсуждения, я увидел, что существует определенный разрыв между тем, что хотел сказать.

Республики бывают парламентскими, бывают президентскими. В России, как известно, смешанная система правления: президентско-парламентская. Относительно смешанных систем существует такое правило, что, когда их проектируют, надеются соединить воедино достои

Это разрозненные заметки, скорее, темы для будущих подробных исследований. Но предварительно, одно методологическое замечание, касающееся исторического подхода. Описание исторического процесса принципиально зависит от того, в какой точке времени тот, кто

Самое удивительное заключается в том, что никто не думает о том, что делать с бюрократией. Некоторое время считалось, что бюрократия – это недоразумение. Сначала – пережиток монархии (тирании), потом долгое время – зловредное влияние социализма.

Биография Олега Вадимовича Григорьева написана для словарей , и . Страница Григорьев Олег Вадимович биография имеет постоянную ссылку http://сайт/page/oleg-vadimovich-grigorev

Государственный советник первого класса, научный руководитель «Научно-исследовательского центра «Неокономика» Олег Григорьев рассказал в интервью EastRussia о том, почему мы подражаем дикарям, ждем чужие самолеты и неспособны смотреть в глаза реальности.

– Олег Вадимович, можно сбиться со счета, перечисляя все стратегические программы последних лет. Нашу экономику постоянно куда-то двигают, ведут или поворачивают (по крайне мере, на словах и с высоких трибун). Но очень хочется включить «экономический GPRS» и наконец понять: в какой точке мы сейчас находимся и куда должны выйти года через два-три?

– Пока мы никуда не движемся. Наша экономика на своем законном (или, как обычно, слегка противозаконном) месте. Поскольку мы не следуем всем установленным правилам, то и живем несколько лучше, чем могли бы. Но общей картины это не меняет.

Надо понять несколько вещей. И прежде всего – не обманывать самих себя рассуждениями о том, что мы «развитая страна, которая немного задержалась с переходом к постиндустриальному обществу» и потому отстает от других развитых стран. А вот когда мы наконец сделаем рывок, нам всем будет счастье… Тезис этот приятен слуху официальных лиц и активно используется в докладах руководству - но не более того.

На самом деле мы страна развивающаяся. Да, со своей богатой и непростой историей падений и взлетов. Но у многих развивающихся стран история не менее драматична. Например, у Аргентины, которая в 20-х годах прошлого столетия официально считалась одной из самых развитых стран мира, но затем безнадежно отстала. Мы потратили куда больше усилий, чем Аргентина, на выход «в финал», все об этих великих делах помнят, однако факт есть факт: на сегодня мы свои позиции во многом сдали.

– И что теперь делать? Это, по-вашему, навсегда?

– Ничего страшного. Просто надо понимать свои шансы и возможности именно как развивающейся страны. Для таких государств есть три базовых модели существования в современном мире. Первая – монокультурная. Так развивалась Российская империя в конце XIX – начале ХХ вв. Мы действовали как классическая «банановая республика», разве что бананы в нашем климате не вызревают, и на мировой рынок мы поставляли зерно. Нефть тоже, просто за нее в те времена получали мало денег, хотя и были самыми крупными экспортерами в мире. Суть одна и та же – экспорт строится на ограниченном виде продукции, как правило - это сырье или продовольствие.

Вторая модель – инвестиционная. Как и первая, держится она за счет низкой стоимости рабочей силы. Классический пример – Китай, когда крестьян (которых там много при том, что земли мало) ставят к станку, платят по-прежнему копейки, но производительность труда резко растет. Это и есть основа «китайского чуда». Вообще, всякий раз когда мы сталкиваемся с явлением, которое принято называть экономическое чудо, то всегда речь идет о том, что страна вступила на путь инвестиционного развития. С 2005 года в Китае стали достаточно быстро расти зарплаты, размещать производства в Поднебесной стало намного менее выгодно, и теперь по инвестиционной модели развивается экономика Вьетнама, Индонезии, Мьянмы и Бангладеш. Мировые инвесторы вкладывают там свои капиталы, строят заводы, а нищее население на них трудится. Таким работникам много не надо, себестоимость продукции минимальная.

Третий вариант – монокультурно-рентная экономика. Как раз то, что мы сейчас наблюдаем в России. В этом плане мы сравнимы, например, с африканским Габоном, поскольку у нас тоже есть нефть и газ, а по уровню доходов на душу населения в мировом рейтинге мы занимаем соседние строки. Правда, жителей у них намного меньше…

– Но оружие Габон на мировой рынок точно не поставляет, здесь мы впереди?

– Оружие – наследство нашей истории. Свои позиции мы заняли еще в советские времена, когда на рынок оружия и военной техники был двуполярным. Сейчас полюсов скорее «полтора»: мы постепенно теряем рынки. Реальная эффективность таких поставок достаточно низкая. По крайней мере, несравнимая с доходами от продажи нефти. Доходы от экспорта продукции ВПК – 1% нашего ВВП, и цифра говорит сама за себя.

– Есть и другие цифры, которые приводились в официальных документах. Например, то, что в сегодняшнем бюджете РФ доля доходов от сырьевого экспорта существенно снизилась и составляет сейчас лишь 41%. То есть от сырьевой ренты мы постепенно отходим в сторону более технологичных производств. Разве не так?

– Цифры неплохо умеют лукавить. Вот, к примеру, та же нефть. В этой отрасли работает множество людей – от бурильщиков до топ-медежмента «Роснефти» или «ЛУКОЙЛа». Им, естественно, надо что-то покупать в своей стране и что-то есть – поэтому хотя бы пекарня для хлеба поблизости быть должна. И пекарь уверен, что он от нефти не зависит никак. Но если бы не было нефтяников с их деньгами и постоянным спросом, не было бы и его пекарни. Всем требуются какие-то товары или услуги, но не надо тешиться иллюзией, что хлебный магазин или кафе работают и платят налоги «сами по себе». Они встроены в общую цепочку. И как только падает цена на нефть, а с ней и зарплаты клиентов, кафе пустеет и разоряется. Это самый простой пример взаимозависимости, на деле, конечно, все гораздо сложнее. Но суть та же. Такие вещи приходится учитывать, чтобы потом не удивляться – почему что-то «вдруг» рухнуло, «не было ведь никогда и вот опять». Кроме того, не стоит радоваться и слишком быстрому укреплению рубля.

– Почему? Чем это может быть плохо?

– Поясню. Скажем, мы экспортируем нефть, цена на нее растет, рубль укрепляется, нас становится выгодно кредитовать, и в Россию идут иностранные капиталы. Это всем известная система carry-trade: занять деньги там, где процент низкий, и везти в страну, где процент высокий. Сравните: учетная ставка ФРС – 1%, у Европейского банка она вообще отрицательная. А у нас можно в год заработать до 8%, если рубль укрепляется, то на долларовые вклады – до 12%. Американцы покупают наши облигации федерального займа (ОФЗ) – и пока на эту операцию Сенат США не ввел запрет, очень неплохо зарабатывают на таких вкладах. Однако в развивающихся странах всегда высокие банковские проценты, но неизбежно присутствует и угроза девальвации валюты. Керри-трейд – это всегда пузырь, который не может жить вечно. Поэтому укрепление рубля опасно для развивающейся экономики, такой, как наша. Если от внешних инвесторов вдруг притекли 200 миллиардов – это уже само по себе угнетает внутреннее производство. А когда внезапно капитал начинает «уходить» обратно – экономика попросту рушится. Поэтому для наших властей в начале этого года главной задачей было не допустить чрезмерного укрепления рубля. За ним приходит очень много спекулятивного капитала, в основном кредитов из-за рубежа. И едва маятник качнется обратно, ситуация может стать очень тревожной.

– Будем учитывать возможность страшных отдаленных прогнозов, но давайте все-таки вернемся к реальности. С кризисного 2014-го уже минуло три года. Что нас ждет в ближайшей перспективе?

– Пока все останется более-менее благополучно, и в этом никто не спорит с главой Минэкономразвития Максимом Орешкиным. Экономика после череды встрясок сбалансировалась, и нас, по всей видимости, ждет десятилетие стагнации. Как минимум полгода нефть останется на приличном ценовом уровне – 60 долларов за баррель и чуть больше, и поэтому следующий год, скорее всего, будет лучше нынешнего. Позитивные и негативные факторы в сумме дадут ноль. Бюджет сокращается, хотя именно вложения из казны поддерживают рост ВВП, однако цена на нефть растет… и так далее.

– А возможен ли для России в принципе тот самый «прорыв», о котором сейчас так много говорят и еще больше мечтают?

– К сожалению, для нашей экономики, по своему типу все-таки «рентной», закрыт путь к переходу к инвестиционной модели развития, которая такие рывки обеспечивает. У нас слишком высока стоимость рабочей силы, слишком крепкая валюта в силу получения излишних доходов от притока спекулятивного капитала из-за рубежа, да и бюджетная политика этому не способствует. Чтобы обеспечить стране быстрый экономический рост, как в том же Китае, чисто теоретически пришлось бы резко снизить зарплаты до определенного приемлемого уровня. Но до какого – непонятно. Тем более что на свете есть немало других развивающихся стран, готовых принять любые инвестиции. Собственно, так и произошло в 70-е годы, когда крупные корпорации в массовом порядке стали переносить производства в Азию или Африку. Даже Россия могла двинуться инвестиционным путем еще в 20-е годы прошлого века. Сейчас я даже не представляю, до какого уровня ей пришлось бы обнищать для подобного перехода на иные рельсы – пусть даже ради экономических успехов в отдаленном будущем. Никто на это, естественно, не пойдет.

– А как же в таком случае удастся развивать, например, Дальний Восток исключительно за счет инвестиций? Если помните, об этом говорят давно, дискуссия шла только о размерах капиталовложений и методах их привлечения (экс-полпред Виктор Ишаев в своей программе предлагал выделить 2-2,5 трлн рублей государственных инвестиций, Юрий Трутнев – за счет создания внешних инвестиций при условии создания для инвесторов преференциальных режимов, учреждения ТОРов и Свободного порта Владивосток).

– Фактически с этого и начался наш разговор. Инвестиции – это такая, если хотите, научная химера. Любой экономист скажет, что «рост связан с инвестициями». Но всегда надо иметь полную картину. Инвестиции придут, если на этой территории есть развитая инфраструктура. Например, порт, чтобы возить сырье и материалы, сборочный завод, электроэнергия, дорога и так далее. Это действительно так. Но даже если вы вложитесь в строительство инфраструктуры, инвестиции могут к вам и не пойти, если при этом у вас дорогая рабочая сила. В рентной экономике, конечно, тоже есть свой поток инвестиций, просто он другой. Не случайно приток капитала к нам ощущался и в 2000-е годы. И уже тогда было принято говорить, что мы постепенно перестаем зависеть от нефти и газа. Хотя это было, мягко говоря, не так.

Большинство инвесторов настроены на то, чтобы прийти в нашу страну и наладить здесь экспортное производство для внешних рынков. Но в западной экономической науке есть то, что называют «эффектом домашнего рынка». Тоже поясню на простом примере. В начале 90-х мы стали завозить импортные соки в картонных пакетах вместо привычных трехлитровых банок. Я как-то своими глазами видел на складе, как эти пакеты сгружают на растаможку. По сути мы тогда «возили воду» вместо того, чтобы завозить концентрат и на собственном, достаточно простом производстве доводить его до нужной кондиции. И бедные были, и потребителей было мало. А потом люди стали жить лучше, рынок расширился, появились собственные производства из импортных материалов или сырья. Кроме упомянутого выше сока, из импортных составляющих мы собираем машины или бытовую технику, производим лекарства, то есть привлекаем зарубежное сырье или запчасти для выпуска продукции, в которой нуждается внутренний рынок. Но беда в том, что весь резерв подобных инвестиций во внутренний рынок мы уже практически вычерпали в нулевые годы.

Однако эффекта внутреннего рынка недостаточно для того, чтобы обеспечить развитие на основе внутреннего рынка. Есть такое понятие: ловушка среднего дохода. Это ситуация, когда доходы населения уже достаточно высоки, чтобы страна начала терять конкурентоспособность на внешних рынках, и еще недостаточны для того, чтобы внутренний рынок стал мотором развития. Причем есть закономерность: чем позже страна начинает инвестиционное взаимодействие, тем ниже уровень доходов, при котором возникает ловушка среднего дохода. Скажем, Германия и Япония начали сразу после второй мировой войны, и сегодня застряли на уровне 75% ВВП на душу населения от уровня США (по потреблению даже немного ниже). Южная Корея и Тайвань, вставшие на этот путь в 60-е годы, уже давно так и не могут оторваться от уровня в 50% (само понятие ловушки среднего дохода, насколько мне известно, появилось именно применительно к Южной Корее). Сегодня многие экономисты говорят о том, что Китай, перешедший к инвестиционному взаимодействию еще двадцатилетием позже, находится в ловушке среднего дохода. При этом ВВП на душу населения не добрался даже до 20% от американского уровня.

Так что все расчеты на то, что Китай вдруг станет лидером мировой экономики, не имеют под собой никаких оснований. Там, наоборот, скорее следует ждать новых потрясений для мировой экономики: там идет стремительный рост долгов, при том, что эффективность кредитования быстро падает, что чревато серьезным кризисом.

Так вот, Россия по характеру модели своего развития изначально находится в ловушке среднего дохода. Только у нас этот «средний доход» колеблется в зависимости от динамики нефтяных цен.

Когда мы рассуждаем о возможности развития, мы должны всегда иметь в виду, что сегодня в мире нет проблемы что-то произвести. Проблема произведенное продать. Кризис перепроизводства не пустые слова, главная проблема в том, что везде в мире и мощностей хватает, и технологические проблемы решены, и логистика налажена, только спрос не растет так же быстро, как производство. Плюс, конечно, прочие проблемы – например, давление на мелких и средних производителей со стороны крупных сетевых компаний. Такой клубок одним махом не разрубишь. В отдельном регионе – тем более.

– Если, как вы говорите, Китай вот-вот рискует стать зоной колоссальной нестабильности, тогда мы, развивая свой Дальний Восток в непосредственной близости от «омута», рискуем втянуться туда? Тем более что этот регион очень малолюдный. Или вы считаете, что на востоке страны надо активнее создавать городские агломерации в качестве «форпостов» экономики – как, например, планирует Казахстан с его идеей создания городов-миллионников?

– Китай нам не настолько страшен – просто не надо слишком рассчитывать на него как на возможного партнера. Что же касается больших городов - да, это действительно выход. Одна из возможностей для развития – изменение системы расселения людей. Иногда к ортодоксальной экономической науке действительно стоит прислушаться: технологический рывок совершается, когда бывшие крестьяне становятся к станкам. То есть от сельской модели приходится перейти к городской цивилизации. Разница в производительности труда между крестьянином и промышленным рабочим огромная, в десятки раз. Поэтому даже сельское хозяйство сейчас переходит на качественно иные технологические рельсы. Естественно, что это диктует и новые подходы к развитию городов. Как показали подсчеты экспертов, если страна пытается совершить «рывок», это возможно только с несколькими мегаполисами в виде точек роста. Причем город-трехмиллионник намного более устойчив и независим, чем миллионник. Восьми- и двенадцатимиллионники, естественно, в более выигрышном положении, но это для нас нереалистично. Если на нашем Дальнем Востоке создать город-трехмиллионник, он даст региону мощный импульс к развитию.

В этом смысле мне кажется нежизнеспособной идея «дальневосточных гектаров». По-моему, это какой-то бред. Гектар, или два, или даже двадцать вместе мало что дадут, кроме бравурных отчетов о выполненных поручениях начальства. Мне это очень напоминает призыв создавать «родовые имения» в несчастной и голодной провинции, которую в начале нулевых годов выдвигала какая-то ультрапатриотическая организация, что-то типа «Кедров России». Даже в Центральном регионе, под Смоленском, Ростовом, Белгородом или Самарой, такие вещи нерентабельны и неосуществимы. Тем более на Дальнем Востоке. Ставку можно делать только на крупные города и агломерации.

Естественно, на начальном этапе потребуются объемные государственные инвестиции. В ту же, например, социальную инфраструктуру, чтобы у людей был стимул в такой город переехать, в простое съемное жилье и «меблированные комнаты» для приезжих, в очистные сооружения и электросети... Но дальше начинает работать собственно коммерческий проект. Чтобы кормить такой город, нужно сельское хозяйство, и оно к нему «подтягивается». Новые рабочие места, производство, строительный сектор, мебельные фабрики, электроэнергетика и многое другое – все это концентрируется вокруг 3-миллионника, который становится весьма перспективным рынком сбыта и центром производства одновременно.

Мы пока подобные проекты рассматривали исключительно в теории, без конкретных расчетов и привязок к местности. Казахстан пошел несколько дальше – президент республики выдвинул идею четырех крупных городов как основы будущего экономического роста. На примере того же Актобе стало ясно, что в подобных проектах есть немало подводных камней. Но это не повод хоронить идею на корню.

– Но у государства есть железный аргумент против подобных проектов: «Нет денег».

– Деньги у государства есть. Просто не надо размазывать их, как манную кашу по столу, цитируя известных персонажей. Для создания таких городов потребуется сконцентрировать инвестиции, «отняв» средства у малоэффективных программ. На это требуется политическая воля. И подобное решение должно быть всесторонне подготовленным экономически, социально и так далее – во всех аспектах. Не менее важно и идеологическое наполнение – стране нужно будет объяснить, что делается и ради чего.

Есть, конечно, и вариант-лайт, о котором сейчас немало говорится, - создание отраслевых кластеров. Хотя большой город – тоже своего рода «кластер» общей направленности, способный привлечь деньги, бизнес и все прочее, что необходимо. В любом случае кластер должен демонстрировать более высокую эффективность, чем та среда, которая его окружает. Примеры мы видим, например, в Корее, где создан судостроительный кластер. До того нечто подобное наблюдали в Греции. Кстати, мало кто помнит, что в свое время было такое явление, как «греческое чудо». А потом, как и положено, ловушка среднего дохода, рост долгов, и все мы слышали, что происходит с Грецией сегодня. Мясомолочный кластер в Дании сложился еще в XIX веке, сейчас датчане лидеры по производству не только мяса, но и оборудования для мясомолочной промышленности, ветеринарной продукции, вакцин, кормовых добавок, биохимии. Интересен опыт Китая, где мощный толчок к развитию гальванических производств был дан после строительства огромных очистных сооружений, без которых подобные предприятия работать не могут (они используют множество щелочей, кислот и прочих химикатов и в целом очень «грязные»). В нашей стране это оказалось экономически невыгодно, наша гальваника постепенно умирает. Китай в свой кластер, где работают очистные сооружения, привлек около 40 тысяч предприятий гальваники. Иностранные партнеры держат там и свои лаборатории.

У нас таких ярких примеров нет. Разве что можно вспомнить титановый кластер на основе предприятий еще советских времен на месторождениях этого металла. Крупнейшее предприятие в нем – ВСМПО-Ависма, которое делает комплектующие для «Боингов». Но в любом случае создавать кластеры – не значит механически «собрать всех в одно место». Первая и главная задача – поставить дело так, чтобы эффективность производства была выше среднемировой, иначе сама идея кластера теряет смысл. Страна может позволить себе несколько кластеров, поскольку работать там будут миллионы людей. Его придется территориально рассредоточить, поскольку нужны будут не просто предприятия, но и исследовательские институты, и другая научно-производственная структура.

– А есть ли на этот счет внятные государственные программы?

– На сегодня, увы, нет. Хотя речь об этом идет не первый год и не первое десятилетие. Кстати, ваш покорный слуга был первым, кто записал само это слово в государственный документ. В 2004 году я возглавлял экспертную группу по подготовке программы развития оборонно-промышленного комплекса на 2006-10 годы, в ней мы это понятие и ввели (пришлось долго объяснять в Минфине, Минэкономразвития и в других ведомствах, что оно означает и откуда взялось, цитировать книгу Майкла Портера 1989 года издания, которая у нас была переведена в 1994 году…). Но сейчас я почти ненавижу себя тогдашнего. Особенно когда меня упрекают в том, что я «не осознаю, насколько кластеры могут быть полезны». Конечно, могут. Если это не профанация и не фикция.

– Администрация Камчатки провозгласила свою программу развития кластера – туристического. Планируют, что к 2025 году в регион будут приезжать миллион семьсот тысяч туристов ежегодно. Чем плоха эта идея?

– Своей утопичностью. Сегодня в мире туризм – отрасль крайне низкой рентабельности. Глядя на красивый отель, который кто-то построил в красивом месте, не надо делать вывод о богатстве всей страны. Это говорит лишь о достатке тех, кто туда прилетает на отдых. Отели для богатых туристов позволяют всего лишь создать рабочие места в рамках «социального обеспечения» жителей той или иной территории. Так происходит в сельскохозяйственной Турции или в Греции. Всерьез двинуть вперед экономику целой страны и отдельного большого региона туристическая отрасль не в состоянии.

Прибыль получает тот, кто решает чужие проблемы. А глобальная проблема сейчас – продать то, что кто-то произвел. Все, что этому способствует (от логистики до Фейсбука) – прибыльно и перспективно. Прочее – мечты, иллюзии, добросовестные заблуждения или сознательный обман.

Ни один экономист или эксперт не может быть умнее рынка. В этом смысле наши теории всегда должны соотноситься с реальностью. Поясню на наглядном примере.

Есть такой термин – карго-культ. Во времена войны на Тихом океане между американцами и японцами местные племена, живущие в Микронезии, строили там военные аэродромы, работали на них и жили достаточно неплохо. Но потом война завершилась, самолеты улетели. Доходы иссякли. Однако люди на островах простые, в экономке и диалектике не искушенные. Они поддерживают старую аэродромную инфраструктуру и время от времени совершают там какие-то религиозные обряды, призывая самолеты обратно. Изображают, как они идут на посадку, как рулят по взлетно-посадочной полосе. Спорят между собой, правильно ли жрецы отправляют этот карго-культ – раз эффекта пока нет… Поясняют, в какую сторону надо кланяться и с какой стороны ловить ветер. Но самолетов по-прежнему нет. И не будет.

Что-то в этом видится до обидного родное и знакомое. Вам не кажется?

Почему обвал мировой экономики неизбежен к 2020 году, а путинские нацпроекты не план, а «хотелки»

«Наше государство говорит: мы хозяева, а вы тут быдло. Это оккупационная модель: «Мы вас оккупировали, что же вы рыпаетесь? Это вы нам должны», — говорит руководитель центра «Неоэкономика» Олег Григорьев. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, почему следующий кризис окажется для США не столь тяжелым, как для остального мира, как Китай борется со своими «пузырями», почему правительство РФ живет иллюзиями, а россиянам надо запасаться долларами.

«В 2019 ГОДУ НАПРЯЖЕННОСТЬ БУДЕТ НАРАСТАТЬ»

— Олег Вадимович, подведем итоги. Были ли для вас неожиданности в 2018 году или все прошло без сюрпризов?

— Мне уже несколько лет неинтересно следить за текущей экономикой, поскольку ничего неожиданного не происходит. 2018 год не был исключением. Существуют экономика и политика. Политика всегда преподносит сюрпризы, но я не занимаюсь ее предсказанием, это внешний фактор. Так, например, из-за политики на протяжении полугода был более высокий уровень цен на нефть, чем должен был быть. Но и тут понятная причина: Дональд Трамп объявил санкции Ирану, рынок взбодрился, а сейчас опять сваливается туда, где и должен быть. Да, рубль более слабый, потому что началась санкционная атака. Нам же каждый месяц грозят новыми санкциями, а люди на валютном рынке все время дергаются, паникуют.

В конце концов США преодолели на время последствия «великой рецессии», демонстрируют большой рост. Поэтому сразу заработал обычный механизм цикла: быстрый рост, ФРС начинает повышать ставку, начинают падать развивающиеся страны одна за другой.

— А 2019 год каким будет?

— Уже интереснее. Я уже сказал, что начался новый цикл, разгон кредитования. Но при этом растут ставки, значит, растет напряженность в финансовом секторе. Фондовый рынок Штатов по итогам года минусовый. Все ждали, что он будет расти, даже Трамп хвастался, как при его президентстве хорош фондовый рынок. А он возьми да свались.

— Почему, какой фактор сказался?

— Растущие ставки. Ставки растут в том числе по государственным облигациям, трежерис. Более того, долгое время доходность по трежерис была небольшая — 1,5 процента, даже до 1,2 процента доходила. А дивидендная доходность акций была где-то в районе 3 процентов, чуть меньше. Поэтому было понятно, куда лучше вкладывать — в акции. Сейчас ставка по трежерис около 3 процентов, а была и существенно выше. По трежерис вложения считаются безрисковыми, а доходность такая же, как у акций, которые более рискованные. У акций есть дополнительный бонус — рост курса. Но, как только курс перестает расти, облигации становятся предпочтительнее. Фондовый рынок начинает падать. Есть еще один момент — инверсированная кривая доходностей, когда доходность краткосрочных двухлетних бумаг приближается и становится выше, чем долгосрочных. Сейчас этого пока нет, кривая плоская: двухлетние бумаги дают примерно такую же доходность, как пятилетние, хотя в отдельные моменты и больше. Обычно считается, что это предвестник рецессии в экономике. Когда происходит переворачивание кривой доходности, обычно в течение года происходит рецессия. Сейчас мы видим, что фондовый рынок уже застопорился, кривая практически плоская. Но все ждут 2020 год.

— Почему не 2019-й?

— Кривая пока почти плоская, но еще инверсия не произошла. На рынке облигаций особенно сейчас видно, как меняется доходность: колебания стали большими и частыми. Тенденция сложится к началу или середине 2019 года, оттуда отсчитывайте еще примерно год, значит, будет уже 2020-й. Поэтому 2019 год — это подготовка к очередному кризису. Хотя он может и в 2019-м разразиться, тут уж надо всем быть бдительными. В последние недели уходящего года все чаще стали говорить именно о 2019-м как годе очередной рецессии в американской экономике.

— Речь идет о мировом кризисе?

— Если Штаты чихают, то у всего остального мира инсульт. В 2019 году напряженность будет только нарастать, а при этом еще и политики вмешиваются. Я в свое время был поражен, когда президент Штатов нападает на председателя ФРС, в грубой форме дает указания и грозит увольнением. Никогда такого не было в США, а сейчас уже привычно.

— Неосторожные заявления политиков только ускорят наступление кризиса?

— Да. Еще два месяца назад все понимали, что делает ФРС, почему они это делают и что будут делать в следующем году. Кому-то это нравилось или нет, но все знали об этом. У нас говорят, что Эльвира Набиуллина — худший враг России, вот и Трамп в США говорит, что Джером Пауэлл — враг США, никто другой столько урона стране не приносит. В обоих случаях полный бред. У нас хоть президент такого не говорит, и на том спасибо.

— Иногда лучше молчать, а не говорить.

— Да. Сейчас все рассуждают, что будет делать федрезерв в таких условиях. Понятно, что они независимы, что президент не может так просто снять председателя ФРС. Но такое давление впервые, никто не понимает, как в ФРС будут реагировать. Тот же Пауэлл будет думать: «Хорошо, я отсижу свой срок, я еще не старый человек. Закончится мой срок — и куда я пойду?» Тем более он не может как Бернанке или Йеллен в университет пойти, он чиновник. Он думает: «Трамп меня не переназначит. И кому я буду нужен?» Все уже начинают принимать во внимание такие вещи, но понятно, что это уже не экономика. Что в голове у Пауэлла, тоже никто не знает. Неопределенность растет, а на фоне дефицита ликвидности и до паники недалеко.

Фото: Ирина Калашникова, РИА «Новости»

«КРИЗИСА НЕ ИЗБЕЖАТЬ, ЕГО МОЖНО ОТОДВИНУТЬ»

— К кризису готовятся?

— Что делать, если наступает беда, все теперь знают. В 2008 году все было ново и непонятно. Хотя недавно мне попался список из 11 западных экономистов, которые правильно предсказывали, указывали причины и механизмы.

— Вы входили в число тех, кто знал?

— Там речь о западных. Мы-то знали, но в списке не учтены. Сейчас, когда я вам говорю про 2020 год, я, по сути, пересказываю чужие мнения: кризис будет, его не избежать, можно отодвинуть. Все это обсуждается, это не гром среди ясного неба. Вот первое отличие от предыдущего случая.

Второе. Когда все началось, никто не знал, что делать. Наверное, можно было не доводить до глубокой фазы, но все почему-то сидели и думали, что само рассосется, что невидимая рука рынка спасет. Теперь все знают, что само ничто не рассасывается, надо предпринимать какие-то меры. Какие меры, тоже всем известно, они уже сработали. Надо быстрее снижать учетную ставку (быстрее, чем это делал Бернанке, он тогда тянул кота за хвост), в случае необходимости сразу QE (quantitative easing, количественное смягчение — прим. ред. ). Тогда объявили QE, ожидали, что скоро наступит гиперинфляция. Но никакой гиперинфляции не было, наоборот, с дефляцией все эти годы боролись, еле-еле вытащили из нее экономику. Уже все понимают, что ставки будут снижены, QE начато, инфляции не будет. Картина кризиса будет совсем другая.

— Насколько затяжной он будет?

— Я думаю, что не затяжной.

— Рынок быстро упадет и отскочит?

— Тоже трудный вопрос. Смотрите, есть вещи, которые на сегодня выглядят хуже, чем перед прошлым кризисом. Очень тяжелая ситуация в развивающихся странах, уровень задолженности у них намного выше, чем был в 2008 году. Говорят, что был бескризисный период в истории с 1991 по 2008 год. Товарищи, за этот период были разрушены экономики Аргентины, Бразилии, Мексики, Индонезии, но все западные экономисты изучают экономику по глобусу США! Давайте не будем им уподобляться, давайте помнить про остальной мир, мы именно в нем и живем. Да, США, может быть, ждет не очень глубокая рецессия, а вот в развивающемся мире кризисы будут глубокие, а рецессии сильные, потому что уровень задолженности высокий, расплатиться они не смогут, механизм роста через кредитование работать не будет, так как они все будут расплачиваться с долгами. На развивающихся странах кризис скажется сильно. По сути, он уже начался. Например, Аргентина получит самый крупный в истории пакет помощи от МВФ. При этом в Турции тоже все не слава богу, и в Индии ситуация не очень, и Китай замедляется.

Европа может стать заметной жертвой следующего кризиса. Она, в отличие от Штатов, до сих пор не оправилась от потрясений предыдущего кризиса. У них полно скелетов в шкафу, слабый банковский сектор, высокий уровень задолженности стран периферии, слабые итальянские, испанские, португальские и некоторые немецкие банки. Европа испытывает перманентный политический кризис: то Каталония, то теперь целиком Италия начинает думать, не выйти ли из Евросоюза. Франция вот кипит. Банковский сектор много средств вложил в развивающиеся страны, чтобы они покупали европейскую — в первую очередь немецкую — промышленную продукцию. Поэтому если случится долговой кризис, то вопрос возврата этих средств будет проблематичным. Так что европейский кризис может быть сильнее, чем в США и с более тяжелыми последствиями.

Та же Германия куда экспортирует? В первую очередь в развивающиеся страны. Германия кредитует их, чтобы те покупали у нее продукцию. Если они перестанут брать кредиты, то кому сбывать продукцию? А вот Штаты, если случится новая рецессия, сильно затронуты не будут, если не допустят каких-то серьезных ошибок. Но, глядя на нынешнюю администрацию, я ни за что ручаться не могу.

«Правительство КНР тоже не сидит на месте, где-то закручивает гайки, где-то пытается подрегулировать. Видно, как они свои финансовые пузыри в последние годы гоняют из одного сектора в другой» Фото: kremlin.ru

«БУДЬ КИТАЙ НАСТОЯЩЕЙ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКОЙ, ОН БЫ ДАВНО РУХНУЛ»

— А что с Китаем? Вы же пристально за ним следите.

— С Китаем все сложно, даже имеющийся у меня советский опыт не помогает. Ситуация отчасти похожа на то, что было в СССР в 1980-е годы, но далеко не все аналогии работают. Если бы Китай был более-менее рыночной экономикой, пусть даже регулируемой, было бы понятнее. Но он не рыночная экономика, это только витрина, мираж. Там действительно ключевые высоты жестко контролируются, это им пока помогает. Будь они настоящей рыночной экономикой, они бы давно рухнули. Тем не менее законы экономики действуют во всех случаях, поэтому крах неизбежен. Правительство КНР тоже не сидит на месте, где-то закручивает гайки, где-то пытается подрегулировать. Видно, как они свои финансовые пузыри в последние годы гоняют из одного сектора в другой: один придавили — другой вырос. Например, жилищный придавили, фондовый рынок вырос. Фондовый рынок рухнул — опять жилищный начал надуваться. Вот они и шаманят над всем этим и пытаются как-то управлять. Так что какие резервы у них еще есть, трудно сказать.

— Какую роль в этом играют отношения Китая с США, которые объявили КНР торговую войну?

— Думаю, этот фактор уже повлиял, потому что экспорт Китая не растет, по крайней мере существенно. Если будут реализованы новые планы Трампа по повышению пошлин, то это повлияет сильнее. С одной стороны, западные экономисты понимают, что ограничение свободы торговли — это плохо, но когда они смотрят на конкретную ситуацию с США и Китаем, то кому хуже? Тому, кто имеет профицит торговли. Поэтому, конечно, Китаю хуже, потому что у него гигантский профицит. Он все время объявляет новые программы, сейчас, например, замещает внешний спрос внутренним. Но население в Китае нищее.

— Зато его много.

— А какая разница? Все равно оно нищее, пусть даже много. Западного населения много, но оно еще и богатое. Наверное, в совокупности США и Западная Европа — это более 700 миллионов человек, зато они богаче в десять раз китайцев. Считайте, что это как 7 млрд китайцев — в пять раз больше, чем самих китайцев. Поэтому государство в Китае наращивает госрасходы. Но эти расходы непроизводительные: понастроили скоростных дорог, а они не окупаются. Там не о заработке идет речь, а о том, чтобы просто поддерживать функционирование. Но они пока себе могут это позволить, у них накоплены большие резервы.

Экономисты на Западе разбиваются на две части по отношению к Китаю. Долгое время было две партии. Одна за то, что случится кризис, а вторая — за то, что Китай справится. Сейчас тоже две партии, но ни одна не считает, что не будет кризиса. Все говорят, что кризис будет. Но одни говорят, что для мировой экономики это будет болезненно, но не очень сильно, а вторые — что это может быть очень серьезно. Например, Кеннет Рогофф отстаивает позицию, что для мира будет плохо, если Китай рухнет.

Для нас в России все очевидно, поскольку мы с миром связаны только через нефть. Любой кризис развивающихся стран — это удар по ценам на нефть. Кризис в Китае — это удар по ценам на нефть. Смотрите, сейчас цены пошли вниз, пересматриваются прогнозы потребления нефти в сторону снижения. Мы же видим, что Аргентина девальвировала валюту, Турция и Индия тоже. Поэтому люди будут потреблять меньше всего, в том числе энергоносителей. До этого работала сделка ОПЕК, плюс американцы начали угрожать санкциями Ирану, а развивающийся мир был на подъеме, поэтому были хорошие цены.

«У нас опять выросли все виды кредитования населения» Фото: Максим Блинов, РИА «Новости»

«СЕЙЧАС МЫ НАДУВАЕМ НОВЫЙ КРЕДИТНЫЙ ПУЗЫРЬ»

— Вернемся к внутренним делам. В 2018 году мы выбрали президента, начался новый политический цикл с глобальными планами на ближайшие шесть лет.

— Честно говоря, я не видел никаких глобальных планов.

— Заявлены нацпроекты, главной целью объявлен прорыв.

— Это все не планы. Я воспитывался в Советском Союзе, даже несколько месяцев стажировался в Госплане, я знаю, что такое план. А это «хотелки». У нас появились новые большие «хотелки».

— Во всяком случае проговаривается цель — расти выше, чем мир. В 2019 году наш финансово-экономический блок ждет замедления прироста ВВП. Сейчас вы прогнозируете кризис, который обязательно нас заденет. Получается, мир вообще не должен расти, чтобы мы его обогнали к 2024 году?

— Это ахинея. Даже считаю неприличным обсуждать в обществе грамотных людей то, что у президента и правительства есть какие-то цели и планы. Их нет! Это лишь благие пожелания. Опять же, мы знаем, что обещания давались сто раз и не выполнялись. Так что бессмысленно обсуждать, это за пределами добра и зла.

— Вообще рост ВВП в 2019 году будет?

— Какой-то рост все равно покажут. Ну процент или полтора. За счет чего у нас сегодня рост ВВП, по крайней мере, по потреблению? Посмотрите, у нас опять выросли все виды кредитования населения. В начале прошлого года ЦБ говорил, что будет делать все, чтобы не допустить роста, а у минэкономики был план, что рост будет достигаться за счет роста кредитования. ЦБ говорил, что надуется пузырь и все закончится внутренней рецессией.

Что мы видим? Минэкономики победило. Банкам на чем-то зарабатывать надо, и они кредитуют население. Это, конечно, не рост на 40 процентов, как было в 2010 году, но необеспеченное кредитование уже выросло на 20 процентов. Когда в 2010 году все виды кредитования росли темпами до 40 процентов, все закончилось замедлением 2012 года, когда кредитный пузырь начал сдуваться. Сейчас мы надуваем новый кредитный пузырь. Все уже знают, чем все заканчивается.

Теперь два варианта. Первый: ЦБ как-то все будет зажимать, не даст пузырю надуться до опасного размера. Тогда банки будут плакать, рушиться, потому что заработать не на чем, они будут пускаться во все тяжкие. (Собственно, они этим и занимаются, у них регулярно отзывают лицензии — это уже рутина. Банковская система потихоньку осыпается, только госбанки остаются на плаву.) Второй вариант: ЦБ не справляется, тогда у нас продолжается эта вакханалия кредитования, после этого население влезает в неподъемные долги, а они для многих категорий населения уже запредельные. Люди перестают их оплачивать. Так что и тут банки начинают рушиться, как рушится и потребление, падает спрос, замедляется ВВП. Произойдет ли это в следующем году? Я считаю, что год еще есть, еще можно все это наращивать. Поэтому какой-то рост ВВП все же будет.

— Значит, обрушимся тогда же, когда и мир?

— Это случайность. Она уже была, сработала в свое время очень удачно для нашей власти. Уже в 2007 году было ясно, что российская экономика перегрета, произойдет кризис. Но все произошло само собой. Рухнул Lehman Brothers. Мы тоже рухнули, но сказали: «Это они там, на Западе». Очень может быть, что и сейчас такое же произойдет. Власти же понимают в экономике и знают, что в 2020 году что-то случится. Они тоже понимают, что у нас нет других механизмов роста, кроме потребительского кредитования. Так что их задача — дотерпеть, пока на Западе что-то случится.

Фото: pixabay.com

«ИНВЕСТИЦИЙ НЕ БУДЕТ, ПОТОМУ ЧТО ОНИ БЫЛИ СДЕЛАНЫ В ДОСТАТОЧНОМ КОЛИЧЕСТВЕ»

— Нас и высокая нефть не спасает.

— Объясню механизм. В страну приходят деньги от продажи нефти (будем смотреть только на нее). Государство изъяло свое, выплатило зарплаты. Весь остальной ВВП формируется через перераспределение нефтяных денег. На полученные деньги завозим импорт — это значительный сектор экономики: оптовая, розничная торговля, транспорт. Есть сектор услуг, которые нельзя импортировать, он наш, отечественный. Больше денег поступило в страну и осталось — он потихоньку развивается. Была парикмахерская, а стала барбершоп. А если приток денег от нефти уменьшился, то барбершопы разорились. Конечно, всему населению это работы не дает, хотя налогообложение нефтяной отрасли у нас самое высокое в мире.

Есть еще один момент, он в экономической науке называется эффектом внутреннего рынка. Приведу в пример соки. В самом начале 1990-х у нас появились западные соки, в картонных упаковках, а не в трехлитровых банках. Все были нищие, поэтому их потреблялось мало, и они реально завозились в страну. Потом население привыкло к сокам, стало больше потреблять и стало побогаче. Тогда те, кто завозил соки, подумали: «Мы тратим большие деньги на транспортировку, а возим в основном просто воду. Наверное, глупо. Давайте откроем внутри России производство. Пусть воду они добавляют свою, будем завозить только концентрат». Так в России появилось собственное производство соков. В 1990-е годы при всем тогдашнем развале инвестиции в пищевую промышленность иногда превышали инвестиции в нефть.

Или посмотреть, что такое стиральная машина. Это воздух. Зачем завозить воздух, когда можно аккуратно сложить детальки, завезти сюда, а где-нибудь в Вятке их соберут. Благо, там есть персонал, который еще «Вятку-автомат» собирал, есть мощности, а кое-что, что требует много металла, можно и на месте произвести. Поэтому если мы покупаем мало стиральных машин, их завозят, а если начинаем потреблять, то возникают идеи производить их на месте. По аналогии автомобиль — тоже воздух. Молодец Анатолий Артамонов, подсуетился в Калуге. А начиналось все в Таганроге, потом в Питере.

У нас был период, когда росла нефть, увеличивались доходы, мы покупали все больше и больше, и производства локализовывались здесь. Тогда казалось, что мы перестали зависеть от нефти. Но это все происходило в нулевые годы, когда ожидали, что нефть будет 150–200 долларов, вкладывались и наши бизнесмены, и западные с расчетом, что мы будем потреблять все больше и больше. В итоге в нулевые случилось переинвестирование сектора. Создали большие мощности, потом нефть упала, эти мощности некоторое время простаивали, у нас коэффициент использования мощностей 60 процентов. Нефть может еще вырасти, но инвестиции делать никто не будет, потому что они уже были сделаны в достаточном количестве. Поэтому сейчас рост нефти не дает нам роста экономики.

— В таком случае правильна ли стратегия, когда мы складываем излишки в резервный фонд? Антон Силуанов говорит, что до тех пор, пока 7 процентов ВВП не соберем, будем откладывать.

— В правительстве ведь тоже не дураки, они многое понимают и про кризис в 2020 году слышали, как и про кризис в Китае. Только ленивый не услышит этих прогнозов. Опять же, чем для нас грозит китайский кризис, можно догадаться, не нужно быть семи пядей во лбу. Чем грозит кризис развивающихся стран, тоже понятно. Если Китай упадет, то нефть на 30 долларах и ниже может несколько лет проболтаться. В 2008–2009 годах она проболталась низко полгода, а потом быстро начала расти и вернулась к прежним значениям. Опять же, в 2014–2015 годах нефть полгода болталась на низах и начала выправляться. В те разы мы почти полностью растратили накопленные резервы. А если несколько лет такая ситуация? Я их понимаю: надо накапливать резервы, и так население недовольно, предложить мы ему ничего не можем, механизмов роста нет. Это не злая воля правителей, так устроена экономическая модель.

«МЫ ПОПАЛИ В ТУПИК, У НАС КРЕСТЬЯНЕ ЗАКОНЧИЛИСЬ К НАЧАЛУ 1960-Х»

— То есть у России вообще нет шансов вырасти?

— Конечно, нет. Что-то сделать можно, над чем-то можно работать, но серьезно решить проблему роста невозможно. Если мы обнищаем, города зарастут бурьяном, все будут жить по деревням и копать землю, то сюда придут иностранные инвесторы и скажут: «Идите на завод работать по 12 часов». Так же предложили китайскому крестьянину. Вот тогда у нас начнется бурный рост. Он по этой модели в России был в конце XIX — начале XX века. Все говорят: «Ах, Россия росла». Да, росла, был нищий и голодный крестьянин, обезумевший, готовый работать по 12 часов ради пропитания. Вы взяли крестьянина, поставили его к станку, его производительность решительно выросла, затем взяли второго, третьего, четвертого и пятого крестьянина. Но, как только крестьяне закончились, у вас прекратился экономический рост.

Западные страны решают все просто, они говорят: «У нас крестьяне кончились. Где еще они есть?» Вот это называется глобализацией. В Китае, Индии, Латинской Америке есть крестьяне, мы им даем технологии, и мы продолжаем расти. Говорят, что Америка ничего не производит. Это вранье, Америка много чего производит. Но все, что нужно, с удовольствием произведет китайский крестьянин, а если перестанет, то вместо него произведет вьетнамский, таиландский, бангладешский крестьянин. У нас в России ничего нет, мы не выводим производство — оно у нас само рухнуло, так как было неконкурентоспособным.

— Остается откатиться к XIX веку, чтобы снова начать расти?

— Других способов неизвестно. Это и есть проблема. Все говорят, что экономика всегда должна расти. Это чушь. Никто никому ничего не должен. Рост происходит не сам по себе, есть определенные механизмы. Нужны крестьяне и нужен спрос на продукцию. У нас крестьяне закончились к началу 1960-х! Берем крестьянина в город, ставим к станку, а оставшиеся его уже не могут прокормить. Тогда начались все проблемы советской экономики, которые привели к ее концу, тот же продовольственный дефицит.

— На нас, видимо, будут работать узбекские дворники.

— Это отдельный вопрос. Когда нефть хороша, узбекские дворники будут приезжать, а когда упадет нефть и доходы бюджета, то они уедут. В Татарстане тоже так было, в 2015 году мне жаловались, что дворники снялись и уехали, и улицы чистить некому.

— Есть какое-то решение?

— На сегодняшний день нет! Я всем говорю: давайте думать. Для этого надо понять ситуацию. Но никто не хочет думать над проблемой, даже на Западе. Но у них пока есть выход, а мы в этом смысле попали в тупик. Аргентина — тот же самый случай. В начале прошлого века они были самой быстрорастущей экономикой, но крестьяне кончились, спрос на продукцию упал, платить стали меньше и все — дефолт за дефолтом. У нас, слава богу, есть нефть.

— И пшеница.

— На ней мы много не зарабатываем. Она как-то перераспределяется, но люди живут, получают работу, не зависят от бюджетных подачек — и слава богу. Опять же, это ограничено определенной климатической зоной. Остальные земли не используются, потому что это неэффективно. Чуть-чуть севернее посеяли, и все — разорились.

Фото: «БИЗНЕС Online»

«ГОСУДАРСТВО — СТАЦИОНАРНЫЙ, НЕ ОЧЕНЬ ТОЛЕРАНТНЫЙ БАНДИТ. В ЭТОМ СМЫСЛЕ РОССИЯ ЧЕСТНАЯ СТРАНА»

— Поговорим о том, к чему готовиться в 2019 году обычным гражданам. Что это будет: повышение налогов, новые сборы или что-то еще?

— Уже все налоги повысили. Подкручивать что-то все время будут, штрафы новые придумают, но это мелкие подлости. Разве мы не привыкли? Государство — стационарный, не очень толерантный бандит, это уже всем известно. В этом смысле у нас Россия честная страна. Историки говорят, что во времена Петра Первого страна была оккупирована своей собственной армией. Доходов не было, армию поставили по стране и сказали: «Добывайте сами, что хотите». Вот они и добывали. Народу было непонятно: раз своя армия так себя ведет, то чужая будет так же, а может, и мягче. Мы все время имеем дело с оккупированной страной.

— А сейчас?

— И сейчас. Посмотрите на последние скандалы. Я в прошлый раз говорил, что их прорвало, языки развязались. Они уже говорят, что и детей не просили рожать и прочее. Короче: мы хозяева, а вы тут быдло. Это оккупационная модель: «Мы вас оккупировали, что же вы рыпаетесь? Мы вам ничего не должны, это вы нам должны». Это обычная модель стационарного бандита. Они свою основную проблему решили — пенсионный возраст и НДС подняли. Хотя еще в 1990-е годы они поняли, что иногда вводишь мелкую пакость, а ее собрать обходится дороже, чем она приносит в бюджет, получается, что все в убыток.

— Но элита консолидирована?

— У нас настолько убогая элита, что, к сожалению, они сами из себя ничего не представляют. Их, конечно, не устраивает, что происходит, но они понимают, что каждый сам по себе ноль без палочки, они убогие, они ублюдки. В этом смысле они не элита. Признак элиты не в том, что они могут что-то устроить типа индустриализации-2, это бессмысленные разговоры. Признак элиты в том, что они могут устроить переворот, повести за собой народ, а там как получится. Если победившей элите окажется выгодно провести новую индустриализацию, она ее проведет. А то, что они не могут устроить переворот, когда они понимают, что путь ведет к катастрофе, это показывает их ничтожность. Максимум, на что их хватает, — гадить режиму по мелочам.

— Что вы имеете в виду?

— Видно, что антипутинская пропаганда в интернете идет по нарастающей, и это не случайно. Кто-то явно вкладывает в это деньги. Но это как фига в кармане, она видна в интернете, где-то даже на телевидении попадается. Наша убогая элита в данном случае мыслит и действует в худших традициях русской интеллигенции: скажем народу правду, он поднимется, а мы к нему примкнем и возглавим.

Но это мелочи, никто не посягает на устои режима. А устои эти просты, они в самом начале нулевых сложились: «Мы тут внутри между собой все будем решать, по мере возможностей будем следить, чтобы каждый получал свой кусок. Главное правило — вы не имеете права обращаться к народу». Вот наш общественный договор. Он не с народом, как некоторые думают, а с элитами: «Я отвечаю, что вы будете не обижены, но ни в коем случае, если у вас конфликты, не обращайтесь к народу, людей не выводите, дороги не перекрывайте». И этот общественный договор работает. Березовский, Гусинский и Ходорковский — три ключевые фигуры, по ним прошлись, их выбили. Все остальные взяли под козырек: «Мы все поняли. Где подписать?»

«Самые серьезные санкции были введены в августе 2014 года, но и их влияние было невелико: в пределах 10 процентов падения рубля. Все, что было потом, — это в основном сотрясание воздуха и давление на психику» Фото: kremlin.ru

«ХОРОШО, ЧТО КУРС РУБЛЯ ЗАНИЖЕН, ПОТОМУ ЧТО Я НЕ ВИЖУ ПЕРСПЕКТИВ У НЕФТИ»

— Будут ли новые санкции?

— Позовите Трампа и спросите. Самые серьезные санкции были введены в августе 2014 года, но и их влияние было невелико: в пределах 10 процентов падения рубля. Все, что было потом, — это в основном сотрясание воздуха и давление на психику. Думаю, дальше будет то же самое. Конечно, есть технологические санкции, в долгосрочном периоде это опасно. Если, конечно, мы собираемся жить под санкциями десятилетия.

— За крипотовалютами следите?

— Я уже пять лет назад говорил, что это пузырь. Мне отвечали, что я ничего не понимаю, так как это будущее. Теперь, слава богу, почти все профессионалы согласны, что это пузырь. Впрочем, здравый смысл мало что решает. Мавроди одну из своих пирамид изначально прямо объявил пузырем, а народ все равно нес деньги. Так что от того, что мы скажем, что криптовалюты — пузырь, ничего не поменяется: лохи никуда не денутся, а умелым циникам все равно, на чем зарабатывать деньги. В этом смысле криптовалюты еще будут как-то крутиться. Технология блокчейна, может быть, для чего-то полезна. Но как сделать так, чтобы эта польза не раскручивала пузырь — вот проблема блокчейна как технологии.

— Последний вопрос про курс рубля.

— По идее он сейчас чуть-чуть перепродан, занижен. Но мы бы увидели это, если бы у страны были спокойные полгода без нервотрепки и обещания новых санкций. Мы этого не имеем, каждый месяц или иногда раз в две недели слышим что-то новенькое. Опять же, наверное, хорошо, что курс занижен, потому что я не вижу особых перспектив у нефти. Может, она и не рухнет, но спокойно может к 50 долларам сходить в 2019 году. Если нефть пойдет вниз, то перепроданный рубль сильно не будет падать и само по себе установится равновесие. Сейчас рубль колеблется около 65. Если нефть будет в районе 60, то так все и останется.

— Гражданам к чему готовиться? Может, пора уже запасать гречку, сахар, что-то еще?

— Копите деньги.

— В какой валюте?

— Всегда в долларах. У меня доверия к европейской банковской и политической системе не так много, поэтому евро я бы не рассматривал как альтернативу. Если вы не играете, а накапливаете на черный день и он наступает, то доллар всегда в этот день растет.

Олег Вадимович Григорьев — российский экономист, ученый, чью теорию кризисов активно использует в своем творчестве другой известный экономист — Михаил Хазин .

В 1982 году окончил экономический факультет МГУ по специальности «экономическая кибернетика».

1982–1989 — научный сотрудник Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) АН СССР.

1989–1991 — ЦМИПКС при МИСИ им. Куйбышева.

1991–1992 — Верховный Совет России, советник.

1992–1994 — сотрудник экспертного института РСПП.

1994–1997 — Государственная Дума, заместитель руководителя аппарата комитета по экономической политике.

1997–1998 — начальник отдела экономического управления президента РФ.

1998–1999 — начальник управления налоговой политики и и. о. заместителя председателя государственного комитета по развитию предпринимательства России.

2000–2001 — директор НИЦ «Экобезопасность» госкомприроды России.

2003–2004 — заместитель директора Российского института радионавигации и времени.

2004–2008 — независимый специалист по системам государственного и муниципального управления.

2008–2011 — старший экономист компании экспертного консультирования «Неокон».

С октября 2011 — научный руководитель проекта Neoconomica.

С июня 2012 — учредитель и научный руководитель научно-исследовательского центра Олега Григорьева «Неокономика».

Имеет звание государственного советника первого класса.