Нуреев Р.М., д.э.н., ГУ-ВШЭ;

Латов Ю.В., к.э.н., АУ МВД

Конкуренция западных институтов частной собственности

с восточными институтами власти- собственности в России 1990-2000-х гг.

В России 2000-х гг. сложилось противоречие между экономическим ростом и экономическим развитием. С одной стороны, наблюдается заметный ежегодный прирост ВВП (хотя высокие темпы роста трудно назвать устойчивыми). С другой стороны, институциональные изменения многим кажутся недостаточными и даже регрессивными.

Администрация Президента В.В. Путина видит путь к устойчивому экономическому росту в централизации государственной власти. Что означает централизация государственного управления в современной России? Это шаг вперед, к социальному рыночному хозяйству (либо иной национальной модели эффективного рыночного хозяйства), или шаг назад, к командной экономике?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть "институциональный генотип" российского общества и, в частности, проанализировать такой базовый институт командной экономики ("восточного деспотизма") как власть-собственность.

Власть-собственность vs. частная собственность в истории России. Институциональная концепция командной экономики берет свое начало в сформулированных в 1850-е гг. идеях К. Маркса, посвященных азиатскому способу производства 1 . Однако в рамках марксистской традиции развернутое обсуждение этой проблемы вряд ли могло произойти. Поскольку марксисты понимали социалистические преобразования как превращение государства в главный регулирующий центр, они сознательно или подсознательно избегали параллелей между командной экономикой в прошлом и командной экономикой в "светлом будущем" (одно из исключений - позиция "оппортуниста" Г.В. Плеханова). Лишь в 1957 г. комплексный (хотя не во всем удачный) институциональный анализ "восточного деспотизма" дал перешедший на антикоммунистические позиции экс-марксист К-А. Виттфогель 2 .

В советском обществоведении обсуждение концепции азиатского способа производства долгое время могло происходить только в узком кругу историков- востоковедов. Несмотря на "неблагонадежность" этой концепции, им удалось добиться заметных успехов в понимании институтов древней/средневековой командной экономики. В частности, китаист Л.С. Васильев предложил удачный термин «власть-собственность» для обозначения типичного для стран Востока института зависимости прав собственности от должностного статуса 3 . Власть-собственность возникает при монополизации должностных функций в общественном разделении труда, когда не власть основывается на частной собственности, а, наоборот, основой прав собственности является высокое положение в традиционной иерархии.

На Западе после "Восточного деспотизма" К.-А. Виттфогеля сложилась устойчивая традиция проводить параллели между азиатским способом производства и "государственным социализмом" (можно назвать, например, работы Р. Пайпса 4). В социалистических странах об этом могли писать только мыслители-диссиденты, такие как М. Джилас и М. Восленский 5 . В отечественной научной литературе эту аналогию впервые открыто изложил Р.М. Нуреев за год до распада СССР 6 , и в постсоветской России она стала едва ли не общим местом 7 .

В 1990-2000-е гг. сложились две основные позиции по поводу того, насколько в России укоренен "восточный деспотизм", основанный на институтах власти-собственности.

Первая позиция, подчеркивающая деспотические тенденции в истории России, наиболее четко выражена еще в период "холодной войны" Р. Пайпсом. Суть ее в том, что со времен монголо-татарского нашествия, с XIII в., российская цивилизация резко ориентализировалась, импортировав с Востока "восточный деспотизм". Согласно этой концепции, Россия "закодирована" на доминирование власти-собственности особенностями своей политической истории (влияние Орды, затем Турции, затем марксизма).

Особой разновидностью этой позиции является концепция Л.В. Милова 8 . Согласно ей, мобилизационно-коммунальный характер российского земледелия (малый срок сельхозработ, низкая продуктивность земледелия, высокая зависимость результата не от труда, а от "погоды") обрекал русского крестьянина на общинный коллективизм, не давая развиться эффективному индивидуальному хозяйствованию. Итак, в этой интерпретации Россия "закодирована" на доминирование власти-собственности особенностями своей природной среды. Впрочем, поскольку в современном мире Россия имеет возможность сознательно ориентироваться на Запад, а не на Восток, да и земледелие давно перестало быть ведущей отраслью, "плохой генотип" можно постепенно исправить, импортируя западные институты частной собственности.

Вторая позиция наиболее четко представлена у А. Янова 9 и Б.Н. Миронова 10 . Эта позиция подчеркивает, напротив, анти-деспотические тенденции в истории нашей цивилизации.

Во-первых, не надо отождествлять российскую цивилизацию с Московией. История вечевых республик Новгорода и Пскова (до XV в.), Русско-литовского государства (до XVII в.) – все эти альтернативные варианты российской/православной цивилизации демонстрируют, что русские могли развивать и институты частной собственности, близкие к западноевропейским 11 .

Во-вторых, даже в Московии наряду с институтами деспотизма существовали сильные альтернативные тенденции. Например, только в России Земские соборы (примерный аналог западных парламентов) решали вопросы о выборе правящей династии (как в 1613 г.) - такого "разгула демократии" в средние века не бывало не только на Востоке, но и на Западе (кроме разве что Речи Посполитой).

В-третьих, в предреволюционной России "по всем фронтам" шло наступление "нормальных" западных институтов экономической и политической демократии, основанной на частной собственности. Многократно в литературе высказывалась убеждение, что если бы не катастрофа 1917 г., то к середине ХХ в. Россия окончательно ликвидировала бы деспотические пережитки и стала бы "нормальной" европейской страной, как Германия.

Таким образом, сторонники этой позиции подчеркивают, что деспотического "генокода" у россиян нет, но субъективные политические события ("ошибки" Ивана Грозного, Петра Великого, Ленина, Сталина…) мешают России европеизироваться.

Видимо, обе эти позиции ("Россия - страна с восточным генокодом" и "Россия - страна с западным генокодом") можно и нужно интегрировать. Почему проблема "генокода" российской цивилизации должна рассматриваться по принципу "или - или"? Если пользоваться эволюционно-биологическими аналогиями, то у человека может быть одновременно биологическая предрасположенность и к музыке, и к меткой стрельбе, а уж станет ли он музыкантом или снайпером, зависит от его личного выбора.

Развитие российской цивилизации следует, на наш взгляд, интерпретировать как конкуренцию двух институциональных систем – власть-собственность contra частная собственность 12 . В российском социальном "генокоде" есть и деспотизм (традиции царского/императорского самодержавия + советской партократии), и демократия (традиции вече + земств + Советов). Вероятно, первая традиция все же сильнее. Но и экономическая/политическая демократия тоже органична для России, пусть и в меньшей степени. Ее тоже можно актуализировать.

Вся социально-экономическая история России есть, прежде всего, история конкуренции этих двух традиций ("институциональных матриц"). Эта конкуренция принимала разные формы - противоборства то разных моделей зарождающейся российской цивилизации, то разных тенденций внутри одной цивилизации (Табл. 1).

Таблица 1

Конкуренция институтов

власти-собственности и частной собственности в истории России

Исторические	Развитие институциональной системы власти-собственности	Развитие институциональной системы частной собственности
Княжеская и царская Россия (XIII - XVII вв.): усиление власти-собственности	Усиление московского самодержавия, поместной системы, идеологии "соборности".	Военное поражение новгородско- псковской демократии; "размывание" демократических традиций Русско-литовского государства.
Императорская Россия (XVIII - начало XX вв.): усиление частной собственности	Сильное государственное регулирование; усиление сельской передельной общины.	Закрепление частной собственности дворянства (1762 г.), предпринимателей и крестьян (с 1907 г.).
Советская Россия (1917-1991 гг.): усиление власти-собственности	Создание государственной плановой системы, основанной на коммунистической идеологии; развитие теневых привилегий для номенклатуры.	Развитие теневой экономики "цеховиков" и "спекулянтов"; переход от культуры крестьянского коллективизма к городскому "мещанскому" быту.
Постсоветская Россия (с 1992 г.): усиление частной собственности	Институциональная коррупция, контроль властных элит над бизнес-элитами, сохранение традиций патернализма и "коллективизма несвободных людей".	Развитие частного предпринимательства, формирование элементов гражданского общества, усиление индивидуалистической ментальности.

Концепция институциональной конкуренции позволяет лучше понять противоречия и возможные пути развития России в начале XXI века.

Власть-собственность vs. частная собственность в современной России. В настоящее время все более и более становится очевидным, что радикальные экономические реформы в России, став закономерным результатом упадка командной экономики советского типа, не прервали существование институтов власти-собственности, а трансформировали их 13 .

Чтобы понять в каком направлении развивалась власть-собственность, достаточно вспомнить двойственность положения советской номенклатуры.

Во-первых, двойственность власти-собственности заключалась в том, что представители советской номенклатуры были одновременно и подчиненными, и начальниками. Кроме того, в отличие от обыкновенной иерархической структуры, для них была характерна нерасчлененность функций: партийной и государственной, законодательной и исполнительной, административной и судебной, а нередко - гражданской и военной.

Во-вторых, на протяжении всей истории Советского Союза сохранялся двойной дуализм - плановой и рыночной экономики, с одной стороны, и легальной и нелегальной экономики, с другой. В результате власть-собственность существовала одновременно и как легальный, и как нелегальный институт. Фактически на "высшей и последней стадии социализма" сложилась частно-государственная (номенклатурная) собственность, так как реально объектами государственной собственности распоряжались отраслевые и региональные элиты, связанные с криминальным миром и сами претерпевающие мафиозизацию.

Эта двойственность положения советской номенклатуры оказалась во многом унаследованной постсоветской элитой, что предопределило развитие приватизации и других радикальных реформ 1990-х гг.

Рис. 1. Изменение де-факто системы собственности в России.

Уже к концу 1990-х гг. стало очевидно, что система власти-собственнос ти в конкурентной борьбе с новым институциональным устройством не сдала своих позиций (см. Рис. 1).

Доказательством этого может считаться, например, состав российской политической и экономической элиты высшего уровня, сложившийся в 1990-е гг. Окружение Президента и российское правительство на три четверти состояло тогда из выходцев из советской номенклатуры, региональная элита и того больше – на 4/5, и даже бизнес-элита – на 60%. Есть все основания полагать, что и в 2000-е гг. российская элита сохранила свою генетическую связь с советской номенклатурой (особенно в регионах).

Впрочем, происхождение постсоветских менеджеров от советских номенклатурщиков, строго говоря, само по себе ничего не доказывает. Ведь если человек начинал деловую карьеру в СССР, то он был вынужден вписываться в существующую иерархию, даже если ее правила казались ему противоестественными. Наконец, нельзя исключать, что некоторые экс-номенклатурщики смогли "выдавить из себя раба" и стать нормальными менеджерами западного типа.

Сохранение власти-собственности доказывается, прежде всего, анализом "старо-новых" правил функционирования бизнеса и власти.

В России 2000-х гг. продолжают существовать многие институты власти- собственности:

• в правилах взаимоотношений госчиновников/политиков и предпринимателей – это неформальная институциональная коррупция, дополняемая усилением формального силового (внеэкономического) контроля государства над бизнесом;
• в правилах взаимоотношений предпринимателей и наемных работников – неформальный патернализм;
• в ментальных установках – ориентация на сетевые взаимосвязи, «коллективизм несвободных людей», преклонение перед властью.

Как и ранее, в современной России на каждом институциональном уровне происходит противоборство институтов власти-собственности с институтами частной собственности (см. Табл. 2). Более того, произошло частичное возрождение существующей до XVII в. конкуренции разных региональных моделей российской цивилизации. Ведь Беларусь и Украина, став самостоятельными государствами, остаются во многом частью российского культурного пространства, своего рода "другой Россией" (как Новгород в XIV в.). В результате на примере Белоруссии можно наблюдать вариант наиболее устойчивой власти-собственности, а на примере Украины - более динамичного (чем в России) развития институтов частной собственности. Конечно, теперь эта институциональная конкуренция "разных Россий" проявляется уже не в военном противоборстве, а в борьбе за трудовые ресурсы, за контроль над капитальными активами, за экспорт-импорт институтов.

В докладах участников нашей секции будут обсуждаться, прежде всего, старые и новые институты власти- собственности, демонстрирующие высокую конкурентоспособность в столкновении с институтами частной собственности.

Таблица 2

Институты власти-собственности и частной собственности

в современной России

Институциональные уровни	Институты частной собственности ("западная матрица")	Институты власти-собственности ("восточная матрица")
1. Экономические институты	Институты рыночной экономики: частная собственность, товарообмен, конкуренция, наемный труд.	Институты «раздаточной экономики» (Бессонова): обязательность политической лояльности для бизнес-элиты, использование политической элитой властных полномочий для лоббирования личных предпринимательских интересов; административные механизмы редистрибуции; институциональная коррупция, сетевые связи.
2. Конституционные институты	Институты федеративной политической системы: федерация, выборы в условиях многопартийности, судебные иски, независимые общественные организации.	Унитарно-централизованная политическая система: административно- территориальное деление, иерархическая вертикаль во главе с центром, назначения, ущемление политической оппозиции, административные жалобы.
3. Надконституционные институты	Ценности индивидуализма и социального равенства.	Ценности надличностного коллективизма ("коллективизма несвободных людей") и патриархальности (преклонения перед "начальством").

В 1992 году принят Закон Украины «Об ограничении монополизма и недопущении недобросовестной конкуренции в предпринимательской деятельности». В 2001 году − «О защите экономической конкуренции», который содержит базовые положения конкурентного права – согласованные действия, концентрация субъектов хозяйствования, нормы конкурентного процесса, санкции за нарушение законодательства.

Конкуренция – соревнование между субъектами хозяйствования с целью получения благодаря собственным достижениям преимуществ над другими субъектами хозяйствования, вследствие чего потребители имеют возможность выбирать между несколькими продавцами, покупателями, а отдельный субъект хозяйствования не может определять условия оборота товара на рынке. Честна конкуренция ведет к эффективности производства, к развитию всей национальной экономики, поэтому государство должно ограничивать образование монополий. Монополией считается предприятие, когда его доля на рынке превышает 35% или когда совокупная доля трех субъектов превышает 50%.

Негативные последствия монополизма проявляются в виде снижения качества продукции, ограничения технологического развития, ограничения конкурентоспособности других субъектов экономики путем создания им препятствий для доступа на рынки.

6.3. Институты контрактного права и предпринимательства в переходной экономике

В Гражданском кодексе Украины установлены принципы договорных отношений, правила и порядок заключения договора, содержание договора, права и обязанности сторон, способы защиты нарушенных прав сторон договора.

Договор – это соглашение двух или более сторон, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Договоры делятся на односторонние, двух-и многосторонние. Если одна сторона берет на себя обязанность выполнить определенные действия относительно другой, которая имеет лишь право требования без выполнения встречной обязанности, договор называется односторонним. Двусторонний договор имеет место, когда обе стороны наделены как правами, так и обязанностями.

Критерием классификации договоров служит платность или безоплатность. Установлена презумпция платности, если иное не установлено законом, самим договором, или не вытекает из его сущности. Часть договоров являются всегда возмездными (платными), например, купля-продажа, подряд, поставка, а другая часть – всегда безвозмездными (дарение, наследование). Некоторые договоры в зависимости от условий могут быть как возмездными так и безвозмездными (услуги по обслуживанию, уборке, которые могут выполняться как наемными работниками, так и членами семьи).

Принципами договорных обязательств служат свобода договора, экономичность сотрудничества, надлежащее исполнение обязательств, обязательность исполнения договора, судебное применение договорных и законных санкций к нарушителю обязательств. К общегражданским принципам договорных обязательств относятся справедливость, добросовестность, разумность, не злоупотребление правом, нравственность.

Становление института контрактного права особенно необходимо для малого и среднего предпринимательства.

Задающая характер всей институциональной экономической среды. Институт частной собственности определяет, что лица или организации, владеющие своей собственностью, обладают всей полнотой прав и ответственности по ее использованию и распоряжению.

Деятельность частных собственников регулируется институтом конкуренции , т.е. они соперничают друг с другом в получении необходимых производственных ресурсов и продаже результатов своей деятельности.

Воспроизводство рыночных экономик невозможно иначе, чем посредством обменов (купли-продажи) производимых продуктов и услуг, имеющих характер товаров.

Частная собственность на средства производства и на рабочую силу обуславливают институт найма труда . Таким образом, трудовые отношения также имеют характер обмена, или купли-продажи, как писал К. Маркс, рабочей силы.

Общественно признанным критерием эффективности, регулятором, посредством которого соотносится в масштабах всего общества деятельность обособленных частных хозяйств, является прибыль , или, более широко - капитал, который К. Маркс выделил как основное общественное отношение рыночных (капиталистических) экономик.

Командно-административная или редистрибутивная:

Первым в списке базовых институтов, регулирующих воспроизводство редистрибутивных экономик, является институт общей собственности . Институт общей собственности означает, что владельцем основных ресурсов и средств производства признается - явно или латентно - общество в целом. Это предполагает возможность использования производимых и потребляемых благ всеми членами общества по устанавливаемым каждый раз правилам и не подразумевает границ между ними в правах собственности, как это характерно при господстве института частной собственности.

Процессы воспроизводства в редистрибутивной экономике регулируются не отношениями обмена, которые нецелесообразны в рамках общей распределенной собственности, а осуществляются на основе распределения.

Билет 4. Формирование новой модели экономической системы России

Существуют множество факторов, влияющих на экономический рост страны, но ключевых всего два. Во-первых, накопление капитала - физического или человеческого в расчете на одного занятого или душу населения. Во-вторых, изменения технологического уровня экономики, выражаемые показателем общей факторной продуктивности (ОФП). Данные изменения отражают темпы технического прогресса и структурных сдвигов в экономике. Все прочие факторы (политика государства, предпочтения населения и институты рынка, определяющие инвестиционный климат в стране, уровень развития инфраструктурных секторов и т. д.), оказывают позитивное или негативное влияние на темпы экономического роста через эти два процесса.

Основываясь на том положении, что главными факторами роста являются накопление капитала и увеличение ОФП, можно оценить вклад инвестиций в производственный капитал в темпы роста российской экономики. Предположим, что в ближайшие 10 лет произойдет равномерное возмещение выбытия около 60% стоимости действующих основных производственных фондов. Тогда при росте валовых инвестиций на 7% в год их чистый прирост должен составить 2%. Это достаточно оптимистичный прогноз, превышающий значение прироста физического объема основных фондов (без учета износа) за 2001 г., составившего согласно данным Госкомстата всего лишь 1.7% ("Россия в цифрах 2002", с. 59). При факторной доле труда в ВВП примерно 50% увеличение основного капитала на 2% в год обеспечит 1% прироста ВВП на одного занятого.

Таким образом, учитывая реальную степень износа основных производственных фондов в России, составляющую по официальным данным более 40%, мы можем констатировать, что инвестиции в производственный капитал смогут дать лишь незначительный прирост ВВП. Отсюда следует, что основное значение в обеспечении устойчивого роста Российской экономики должно будет играть повышение ОФП.

Надежды многих сторонников либерализации внешней торговли и вхождения в России в ВТО связаны с моделью экспортно-ориентированного роста. Это обусловлено тем, что страны, открытые для мирового рынка демонстрируют относительно более высокие темпы долговременного роста. Наиболее яркий пример представляют собой экономики Юго-Восточной Азии (ЮВА), добившиеся несомненных успехов благодаря переориентации на внешние рынки. Может ли Россия, скопировав опыт этих стран, добиться ускорения темпов роста, в особенности в обрабатывающих отраслях? Подобные структурные сдвиги означали бы существенное изменение специализации нашей страны в системе международных интеграционных связей и ее приближение к передовым экономикам.

Проблема в том, что модель экспортно-ориентированного роста в варианте стран ЮВА вряд ли применима в России. С одной стороны, процесс импортозамещения после кризиса показал, что ряд отраслей вполне способен к международной конкуренции, хотя и с учетом соотношения цены и качества. Динамика некоторых сегментов внутреннего рынка породила определенный оптимизм и надежду на возможное продолжение роста за счет внешней экспансии. Однако эти надежды вряд ли оправданы, прежде всего, из-за масштабов российской экономики. Пока есть значительный потенциал собственных рынков, вряд ли имеет смысл вкладывать средства в продвижение продукции за рубеж, особенно в страны, где конкурентная борьба намного острее. Произошедшие кое-где сдвиги в уровне качества также были рассчитаны в основном на стандарты внутреннего рынка. Иностранные инвестиции, частично их породившие, также были рассчитаны на потенциал внутреннего рынка. Конечно, со временем возрастающая отдача от масштабов производства может дать России выигрыш в международной торговле, однако это возможно лишь в результате развития рынков внутри страны.

Все это убеждает в неприменимости для России стратегии развития, пытающейся копировать корейскую или китайскую модель. Во-первых, по многим политическим и экономическим причинам (нестабильность налоговых законов, непрозрачность условий бизнеса, не очень последовательный либерализм нынешних властей) наивно рассчитывать на привлекательность России для ТНК. Во-вторых, вряд ли отечественным политикам и "крепким" хозяйственникам пришлась бы по вкусу идея реорганизации национальной экономики под контролем мировых корпораций. В-третьих, масштабы нашей страны достаточно велики для развития внутреннего рынка, но недостаточны для создания системы регионального производства, аналогичной восточно-азиатской. По этой причине прямые иностранные инвестиции в Россию ориентируются на внутренний, а не внешний рынок. В-четвертых, торговая политика, нацеленная на экспортную экспансию, но основанная на ограничении импорта, замедлит технологический рост и принесет больше вреда, чем пользы. В-пятых, экспортно-ориентированный рост сырьевого сектора, в принципе не способного индуцировать долговременное развитие, запрограммирован не только существующей специализацией России, но и невнятной стратегией правительства. Например, реализация планов снабжения госрезервов США российской нефтью означает увеличение сырьевого экспорта через 5-7 лет в два-три раза и окончательное закрепление за нашей страной статуса мирового поставщика энергоносителей.